О том, что я ждала именно Шарлотту Зэйлер, лучше не говорить: получится слишком похоже на преступный сговор.
Эйден улыбается. Судя по блеску в глазах, его переполняют эмоции.
– Поверила! – вздыхает он. – Ты наконец-то поверила, что я ее убил!
– Нет!
– Да, Рут. Иначе бы ты не пошла в полицию.
– Я не верила и не верю! Как же так, Эйден? Как я могу верить, что ты убил Мэри, если собственными глазами видела ее живой и невредимой?!
Эйден молчит.
– Что сказали в полиции?
– То же самое, что ты. Вчера ко мне приходил детектив Саймон Уотерхаус.
– Вчера? Детектив сюда приходил? – недоумеваю я. Вчера я за двоих надрывалась в мастерской и проверяла все потенциальные тайники в поисках картины Мэри. – Ты же вчера был в Манчестере!
– Не надо подлавливать меня, Рут! – после долгой паузы цедит Эйден. Даже не пытается увязать только что сказанное с ложью про Манчестер.
Наверное, нужно закрыть тему, но я не могу.
– Где картина? Что ты с ней сделал? Где ты сегодня ночевал? У Мэри?
Лицо Эйдена превращается в маску.
– Думаешь, я смог бы туда пойти, даже если бы захотел? Будь моя воля, я бы на щепки этот дом разнес!
Я тоже не могу там находиться! Прошлой ночью, когда Эйден не пришел, когда я заглянула в мастерскую и никого не обнаружила, когда ожидание стало невыносимым, я решила, что должна снова побывать на Мегсон-Кресент. В половине третьего утра я села в машину, пяткой нажала на педаль сцепления и сказала себе: «Нужно съездить к Мэри». Я ведь уже к ней ездила, а если справилась с чем-то однажды, справлюсь еще раз. Но я не смогла. Когда свернула на Сибер-стрит, увидела детскую площадку Уинстэнли-Истейт, все эти десятилетние слои краски, облезающие с горок, качелей и каруселей, здоровая нога нажала на тормоз. Пришлось развернуться и ехать домой. Каким бы ничтожным ни был шанс застать Эйдена у Мэри, искушать судьбу я не желала. Я бы просто этого не вынесла!
– Зачем мне возвращаться в дом, где совершил убийство? Зачем? – с перекошенным от боли лицом вопрошает Эйден.
– Но... разве тот детектив не объяснил, что Мэри жива? Разве он не ездил на Мегсон-Кресент и не разговаривал с ней? – Я стремительно теряю контроль над ситуацией. В последнее время такое чувство возникает постоянно, от других я уже отвыкла.
– Да, он ездил и разговаривал. – Эйден меряет гостиную шагами. – Та женщина, кем бы она ни была, твердит, что никогда обо мне не слышала.
– Что значит «кем бы она ни была»? – Холодные волны страха накрывают меня с головой. – Неужели он не проверил...
– Та женщина предъявила водительские права и паспорт. Ее зовут Мэри Трелиз, а внешность до мелочей соответствует словесному портрету, который я составил.
– Эйден, я...
– Вот, имею результат! – неестественно громко восклицает Эйден. – В полиции мне не верят и делу хода не дадут. – Он зло усмехается, издеваясь, судя по всему, над собой. – Никто не ворвется сюда среди ночи и не утащит меня в кутузку. Это нужно отметить!
– Эйден...
– Ура мне, троекратное ура! – Брызги слюны попадают мне на лицо. – Почему шампанское не открываешь? Не каждый день твоему любимому сходит с рук убийство!
С Эйденом мы познакомились не случайно. Я составила подробнейший план, хотя, чтобы претворить его в жизнь, понадобилось все мое самообладание. Двадцать второго августа прошлого года я встала, надела джинсы с футболкой, сунула ноги в шлепанцы – наряд не менялся с начала лета – и села в машину, не дав себе шанса передумать.
Адрес Эйдена, записанный на обороте квитанции, лежал в кармане джинсов. Где находится «Багетная мастерская Сида», я знала наизусть, но с бумажкой было сложнее отказаться от плана. В книгах это называется дополнительной мотивацией. Я и до этого ее несколько раз использовала – вроде помогало.
Я оставила машину в конце Димейн-авеню, откуда к реке убегает грунтовая дорога, и пошла пешком. Чтобы снять напряжение, я отсчитывала шаги и на сороковом увидела здание из серого кирпича с плоской крышей и широкой деревянной дверью, нижняя часть которой покоробилась, потрескалась и вздулась, как шелковая юбка. Дверь оказалась приоткрыта. С внутренней стороны виднелись две большие петли и два засова размером еще больше. И те и другие покрылись ржавчиной, напоминающей экзотический красно-коричневый мох. Будь дверь закрыта, я вряд ли набралась бы смелости постучать.
Сол Хансард, до недавнего времени мой босс в Галерее Спиллинга, гарантировал, что Эйден обрадуется знакомству со мной. Сол повторял это тысячу раз, а я не верила, потому что до сих пор везде оказывалась не ко двору. Я стояла у приоткрытой двери и слушала «Мадам Джордж», песню Вана Моррисона. Постучав, я стала ждать, слушать уже бешеный стук своего сердца и смотреть в длинное прямоугольное окно в пластиковой раме, единственное, насколько успела разобрать. Оно было справа от меня и тянулось вдоль всего здания. Сквозь него я и разглядела трубки люминесцентных ламп, бетонный пол, у стены десятки деревянных планок, и крашеных, и необработанных, два больших стола, застеленных чем-то вроде разноцветных бархатных скатертей, и маленький приемник с перепачканной краской антенной. На одном столе были разложены рулон коричневой бумаги, ножницы, клещи, большой макетный нож, стопки каталогов.
Эйдена Сида не наблюдалось.
Несмотря на жару, я дрожала и нервничала до тошноты. Страшно хотелось сбежать, благо – малодушно уверяла я себя – имелись все основания. Я ведь постучала, но никого не было. Что же теперь делать, не входить же без приглашения? Пальцы судорожно сжали ключи от машины. Убегу! Больше ни к одной мастерской близко не подойду! Никто не догадается, что я приезжала. Эйден Сид, где бы и кем бы он ни был, вообще не в курсе...