– Что за черт...
Плеск, грохот – что-то тяжелое упало на пол и покатилось. Я попробовала разлепить веки, но увидела лишь красные ниточки – ресницы склеились. Зато меня отпустили! «Извините, извините!» – бормотала я. Сол и художница безобразно орали друг на друга, но я их слушать не хотела. Только бы уйти отсюда, скорее, скорее! Про жакет и сумку я даже не вспомнила.
Раз свободна, нужно бежать, и я бежала без оглядки до самого дома. Ключи остались в сумке, поэтому я села на траву у Блантир-Лодж и мокла под дождем, наверное, несколько часов. Могла и на крыльце сесть, но мне хотелось промокнуть, чтобы сошла краска. Потом Сол привез мои вещи. Он что-то начал говорить, но я закрыла уши ладонями. Застывшая краска стягивала кожу, дождь ее даже не размочил. Густая, жирная, такой красят стены, легко ее не смыть! Люди, которым ненастье испортило прогулку, спешили к воротам, окидывали меня удивленным взглядом и сразу отворачивались. Маленький мальчик показал на меня пальцем и засмеялся, но мать тут же его утихомирила. А мне было на это наплевать, главное, в общественном парке меня не могли тронуть ни Она, ни Он, ни безумная художница.
В конце концов Сол уехал. С тех пор я с ним не разговаривала, хотя несколько недель после того ужасного происшествия он регулярно звонил и оставлял сообщения на автоответчике. Сол уверял, что понимает, почему я не хочу возвращаться в галерею, видеть его или обсуждать случившееся, а звонит лишь потому, что очень беспокоится обо мне.
Последнее сообщение Сол оставил в начале августа. Оно сильно отличалось от предыдущих: на смену грусти пришла уверенность. Сол сообщил, что некоему Эйдену Сиду требуется помощник в багетную мастерскую, и назвал его адрес. «Пусть то ужасное происшествие хоть кому-то принесет пользу! Пожалуйста, Рут, ради нас обоих, загляните к Сиду. Не знаю, что случилось у вас в прошлом, но ведь что-то случилось – это и слепому видно! Наверное, следовало вас расспросить... В любом случае, заниматься саморазрушением я вам не позволю. Пожалуйста, загляните к Эйдену! Он о вас позаботится».
Помню, как слушала это сообщение в темноте, курила очередную сигарету, а потом смеялась. Эйден Сид обо мне позаботится? А как же многочисленные мучители – Он, Она, безумная художница с баллончиком красной краски?.. Ясно ведь, обо мне заботиться не стоит, я полное ничтожество, раз не способна позаботиться о себе сама. Я не сомневалась, что и Эйден Сид махнет на меня рукой.
Саймон разговаривал по телефону с Сэмом Комботекрой, когда с Димейн-авеню на Роундесли-роуд свернула машина Эйдена Сида. Эйден сидел за рулем и, похоже, ехал один. «Все, до связи», – коротко объявил Саймон и швырнул сотовый на пассажирское сиденье. Он не знал, как Эйден отправится «по делам» – пешком или на черном «вольво-универсал», который стоял у мастерской.
– Ждать не намерен, да? – хмыкнула Чарли. – Никуда Сиду не нужно, он соврал, только чтобы от нас отделаться.
– Не думаю, – покачал головой Саймон. – Сейчас увидим.
– Это ты увидишь, – уточнила Чарли. – Меня ждет увлекательный вопросник. Если что случится, позвони!
«Хорошо, что Сид не пешком “по делам” отправился, – подумал Саймон. – За водителями следить куда проще, чем за пешеходами. В машине люди ослабляют бдительность и больше смотрят на дорогу».
Следуя за черным «вольво» по Роундесли-роуд, Саймон с гордостью вспоминал байку, которую сочинил для Комботекры. Байка сложилась из всего того, что хотел услышать сержант, – двухсот семидесяти шести адресов, разделенных по регионам, подробного плана будущей поездки и новенького атласа автомобильных дорог, который якобы подарил Снеговик. Вышло гладко и без единого слова правды. Прустовскую десятку Саймон выкинул в урну. Вероятно, вместе с ней он выкинул и перспективы карьерного роста, но сейчас это совершенно не волновало.
Предельно допустимая скорость на Хай-стрит – тридцать миль в час, но Сид ехал на пятидесяти, а потому, чтобы не отстать, Саймону пришлось также превысить скорость чуть ли не вдвое. Куда так спешит Эйден? Неужели «дела» появились из-за их с Чарли неожиданного визита в мастерскую? Направлялся он не к Мегсон-Кресент, а в противоположную сторону, вероятно, в Роундесли.
В отсутствие Пруста веры в свою интуицию у Саймона явно поубавилось. Откуда вообще взялась убежденность, что, если не принять срочных мер, совершится ужасное преступление? Почему он решил, будто Сид, Басси и Мэри Трелиз стоят на краю бездны и спасти их может только он? Чарли наверняка назвала бы его самовлюбленным параноиком.
На перекрестке Сид поехал не прямо, к Роундесли, а свернул направо. Саймон пропустил вперед машину и пристроился в хвост. Куда Сид направляется? К шоссе А1? На север или на юг? Наверное, на север.
Эйден отправился на юг. Вот тебе и интуиция! Вслед за ним Саймон пропускал один поворот за другим и, сообразив, что они едут в Лондон, беззвучно выругался. Он очень уверенно чувствовал себя за рулем везде, кроме столицы. Казалось, у лондонских водителей собственные правила дорожного движения или правила для них вообще не писаны. Получив права в семнадцать, Саймон попадал в аварию лишь дважды, и именно в Центральном Лондоне. Оба раза он гнался за подозреваемыми, оба раза бил машину и терял след. Неизвестно почему, но в Лондоне его обычное хладнокровие исчезало. «Сида я ни за что не потеряю!» – пообещал себе Саймон.
Часа через полтора за окном замелькали указатели «Хайгейтский лес», «Уэст-Энд». Часы показывали пять, начинало темнеть. «Самый час пик, а меня в центр Лондона занесло... Чудесно!» От досады Саймон не заметил, что Эйден свернул, и проехал мимо. Пришлось возвращаться. Саймон запомнил, что название переулка, где скрылся Сид, на букву «р», миновал вход в Хайгейтский лес и наткнулся на Раскингтон-роуд. Ага, а вон и Сид идет. В узком переулке не разминуться, и Саймон приготовился к встрече, но Эйден прошагал мимо, низко наклонив голову, и в конце переулка повернул налево.