– Ну же, Лив, зови его Домми! Не порти себе кайф! – Чарли начала получать удовольствие. Порой единственный способ избавиться от боли – причинить боль ближнему. – Теперь ты в курсе, каково оно, когда твоего любимого обливают грязью!
– Я не уверена, что люблю Доминика. У нас сложные...
– Знаешь, что сказал Домми? Что я принципиально никого не слушаю. И это человек, который впервые меня видел!
– Какой проницательный!
– Да он тебя цитировал!
– У Доминика потрясающая память. Он умнее Саймона...
– Правда? Завидная уверенность!
– Я имела в виду, что ты должна лучше других понимать, почему меня тянет к умному мужчине!
В такие моменты Чарли теряла способность нормально реагировать. В такие моменты она портила все окончательно и бесповоротно, потому что знала: в этом ей равных нет.
– Ладно, Лив, договоримся так: ты не придешь на мою свадьбу, я – на твою, а мама с папой пусть выбирают. Пусть придут к той, которая приручила лучшего, по их мнению, самца. Разумеется, они выберут тебя, потому что ты лебезишь перед ними, а я – нет. Сама подумай, не пропускать же папе целых две игры в гольф ради наших свадеб!
– Вот сама ему и скажи, если наглости хватит! Только мне почему-то кажется, что не хватит! Ты мечтаешь поссорить меня с родителями, а потом сыграть на контрасте: я стерва, а ты невинная овечка... Трусиха ты, а не я! И я не стелюсь перед ними, а считаюсь с их чувствами, что совсем не одно и то же! – Оливия вытерла глаза, вздохнула, а потом с досадой захлопнула стоявший рядом ноутбук: – Видимо, моя работа на сегодня закончена!
– Работа? Кропать бестолковые статейки для бестолковых газетенок, которые выбрасывают не читая, – это работа? Сидеть до вечера в пижаме – это работа?
С диванчика Оливия не встала, лишь свесила ноги на пол и выпрямила спину.
– Я журналист, – дрожащим голосом напомнила она, – и пишу о книгах. Книги не могут быть бестолковыми. Моя работа не менее важна, чем твоя.
«Черта с два!» – подумала Чарли.
– Пару раз, да, я писала о моде и шопинге, и ты срочно взяла это на вооружение, чтобы окрестить всю мою работу никчемной и несерьезной... – Оливия снова вытерла глаза.
– Отвлекающий маневр, – сухо отметила Чарли. – Столько их в жизни перевидала, что с первого взгляда все понятно. – Она знала: Лив гордится своей несерьезностью и считает ее ценным качеством.
– Я не обижена на тебя, Чарли. Считаешь мою любимую работу полной глупостью – пожалуйста! Наверное, на твоем месте я так же относилась бы ко всем, кто ежедневно не сталкивается с мертвецами и психопатами.
– Вообще-то в уголовной полиции я больше не работаю. Жаль, никто внимания не обратил! – вздохнула Чарли. – Вместо психопатов с мертвецами у меня теперь анкеты и оценочные листы.
– Сдерживаться ты даже не пытаешься! – не унималась Лив. – Методично навязываешь свою позицию: исключительно полезный человек у нас ты, а я пустое место. Не просто навязываешь, а требуешь, чтобы я под этим подписалась.
– Лив, когда я такое навязывала?
– Да постоянно! Каждым действием, словом, выражением лица... Ты, например, в курсе, что я пишу книгу?
– Угу, угу, я тоже. Лив, подростком ты постоянно это повторяла, но дальше пары абзацев дело не шло.
– Это чистая правда! – Лив наконец поднялась с дивана. – И то, что Домми сказал, – тоже правда. Ты слишком жесткая и упертая, но лишь в том, что не касается непосредственно тебя самой. Домми заявил, что тут ему работать не с чем, а ты взбеленилась, потому что хотела услышать совсем другое.
– «Тут работать не с чем», – ухмыльнулась Чарли. – Да ты, гляжу, поднаторела в адвокатской болтовне!
– Домми назвал тебя подружкой психопата, потому что именно так ты выглядишь со стороны. Смирись с этим, черт возьми! Это не твоя суть, и Домми сказал это не со зла. Твоей беспомощностью он не упивался и в грязь тебя не втаптывал – не передергивай! Он просто очень прямолинеен. Ты не знаешь его так, как я.
– Конечно, не знаю! А чтобы узнать, нужно ноги пошире раздвинуть, да, Лив?
Вести себя «как старшая сестра» Чарли не могла. Пока не могла. Понимала, что в итоге придется, и от этого распалялась еще сильнее.
– Ну уж тебе не привыкать! – огрызнулась Лив. – Помню, до помолвки с Саймоном ты раздвигала ноги так широко, что я диву давалась, как еще ходить можешь. Честное слово, не женщина, а развернутый циркуль!
Чарли сцепила зубы – нет, она не позволит себе сорваться. Лив это только что придумала или давно носила за пазухой, дожидаясь удобного случая? Обсуждала ли она прошлую жизнь Чарли с жирным боровом Ландом? Может, они даже весело хохотали, мусоля ее проблемы?
– Да любой мужик мог с разбегу эту лунку поразить! – не утихала Лив.
– Ага, пошел гольф-сленг! – ухмыльнулась Чарли. – Умница, папа с мамой могут тобой гордиться. Кстати, Домми выдал, что ты настраивала родителей против нас с Саймоном!
– Ерунда! Домми не мог так сказать. Это ложь, а Домми никогда не лжет.
– Да он у тебя святой!
– Вероятно, он имел в виду другое. Хотя я и впрямь удивлена, что родители не обеспокоены твоими брачными планами, очень удивлена.
– Мне пришлось выслушать это дерьмо от адвоката, к которому обратилась за помощью. От человека, который, как я думала, не имеет ни малейшего отношения к моей личной жизни. Знала бы, что вы с ним пара, ни за что не позволила бы...
– Что не позволила бы?
«Почувствовать мое отчаяние». Вслух Чарли этих слов не произнесла. Она рассказывала Оливии о «стене позора», но подала все под другим соусом: вместо беспокойства – небрежность пополам со скабрезностью. «Как, по-твоему, эта тупая корова на меня запала?» Чтобы отвлечь внимание от себя, Чарли выложила сестре запутанную историю Рут – Эйдена – Мэри. А вот перед Домиником Ландом она раскрыла душу, унизилась, и он вполне мог настучать Лив, если уже не настучал, что у ее сестры от страха не все дома.