Полужизни - Страница 76

– Так ты хочешь за меня замуж? – потрясенно спросил он, словно подобная перспектива терзала ему душу.

Вообще-то о браке я даже не думала, но в тот момент поняла, что хочу этого больше всего на свете. В его глазах читалось признание. И почему-то поняла еще и другое: он делал ей предложение, и не раз, но она отвергала.

– Да, я хочу за тебя замуж. Обещай бросить ее и жениться на мне, тогда мы займемся сексом прямо сейчас, рядом с гранитным Буддой, если угодно.

Он стиснул зубы, вцепился себе в волосы и закрыл глаза.

– Я не могу ее бросить.

Домой я ехала разбитая и подавленная. Через три дня пришел чек на причитающуюся мне сумму, а еще через две недели раздался звонок.

Услышав в трубке лишь тишину, я сразу поняла, что это он, и назвала его имя. Даже теперь, годы спустя, если при мне произносят это простое, распространенное имя, я вздрагиваю.

Он попросил меня приехать.

– Прямо сейчас. Пожалуйста!

– Ты бросил ее? Решил ее оставить?

– Да.

Я не поверила, но тем не менее села в машину и поехала в «Приют ангелов». Ее не было. Он налил мне красного вина. Вкус показался странным, но я все равно выпила. «Она уехала, она больше не вернется», – твердил он и уговаривал подняться с ним на второй этаж. Я отказалась. Ее вещи никуда не исчезли – и «собачьи» тапочки, и журналы, и сумки. Я поняла, что он лжет. «Тогда хоть обними!» – попросил он. После двухнедельной разлуки желание прикоснуться к нему вспыхнуло с невиданной силой. Мы прилегли на белый кожаный диванчик. Засыпая в его объятиях, я отгоняла мысль о его лжи, все казалось понятным: он, вероятно, знал, что она вернется не скоро. Должно быть, переехала к подруге или к родственникам. Он бросит ее, а раз столь срочно вызвал меня сюда, то наверняка понял, что не может без меня жить.

С сонливостью я не боролась, списав ее на вино и радость от встречи с ним. Лишь потом я узнала, что он растолок четыре таблетки клоназепама и всыпал мне в вино.

Проснулась (или пришла в себя) я не на диване, а привязанной к каменному постаменту в саду за домом. Руки точно приклеили к бокам – не шелохнешься! – в рот что-то затолкали и для верности залепили клейкой лентой. Теперь-то я в курсе: в рот мне затолкали розовую губку шесть дюймов длиной и три шириной. Множество подробностей выяснилось в полиции или еще позднее, в суде.

Я не могла пошевелиться, позвать на помощь, а самое страшное – я не понимала, что происходит и почему. Сперва я была одна, то есть наедине со своим страхом, а потом из дома вышла она. Увидев меня, расхохоталась. Отсмеявшись, сказала, что уберет кляп, если пообещаю не кричать. Я кивнула: от непрекращающихся слез заложило нос, и я испугалась, что еще немного – и задохнусь.

Она вытащила губку-кляп.

– Ты трахалась с моим мужем и думала, с рук сойдет?

– Это... это неправда!

– Правда-правда! Не смей врать!

– Клянусь, между нами ничего не было! Развяжите меня, пожалуйста!

– Но ты подбивала его бросить меня?

Отпираться не было смысла. Она затолкала губку мне в рот, вернула на место клейкую ленту и ушла в дом.

Когда она появилась в следующий раз, уже почти стемнело. Она зачерпнула с новой дорожки горсть гравия, прицельно швырнула в меня камешек, угодила в щеку. Никогда не думала, что крошечный камешек может причинить такую боль!

– В некоторых странах за соблазнение чужих мужей забрасывают камнями.

Дальше начался кошмар, ведь с кляпом во рту не оправдаешься, а она без устали швыряла в меня камни, некоторые с расстояния, некоторые в упор. Камни попадали в голову, в грудь, в руки, в ноги... Вскоре боль стала невыносимой, а пытка все продолжалась.

Она вынесла в сад маленький столик и стул, бутылку вина, бокал и штопор. Ночь напролет она пила вино – за первой бутылкой последовали еще две – и швыряла в меня камни, тот самый гравий, который я заказывала специально для ее сада. В начале работы я привезла ей камешки двух размеров. Слава богу, она выбрала помельче! Окажись гравий чуть крупнее, я бы погибла – именно так потом объяснили в полиции. Швыряла она не безостановочно, а с перерывами на вино и нравоучения. Дескать, мне повезло, что мы живем в Англии, где-нибудь на Востоке со мной бы такое сделали!

Наутро стало еще ужаснее. Она вытащила кляп, засунула мне в рот горсть гравия и велела съесть. Первую порцию я выплюнула, но вторую она затолкала мне в горло. Пришлось проглотить... За второй порцией последовали третья, четвертая, пятая: швырять камни ей надоело, и она кормила меня ими.

Что было дальше, помню плохо. Я периодически теряла сознание, поэтому не знаю, сколько времени прошло, продолжались мучения одну ночь или несколько. Впоследствии мне сказали, что у каменного постамента я простояла семьдесят два часа. В какой-то момент меня вырвало кровью прямо на нее. Она разозлилась и влепила мне пощечину.

Грудь и живот обжигало болью, стрелявшей в спину. Очень хотелось пить. Когда она вынимала кляп, я просила воды, а она хохотала. «Если не задохнусь, то умру от жажды», – поняла я. Меня стало рвать прозрачной жидкостью, сочившейся даже через клейкую ленту.

– Просишь пить, а сама блюешь водой! – ухмыльнулась она. – Ты не блюй, а глотай, тогда и жажда отпустит.

В голове все путалось, поэтому, когда она позволила мне говорить, слова потекли бесконтрольно, и она обозвала меня придурочной. Что она говорит, я понимала, но думать уже не могла: боль заливала штормовыми волнами, накрывала с головой, живот терзали дикие спазмы, которые были в сто раз страшнее жажды. Начался безудержный понос, с калом выходил гравий, а я ничего поделать не могла. Казалось, я в аду.